Они еще радовались
Знаменитая антиутопия Эрика Блэра, известного под псевдонимом Джорджа Оруэлла, стала эмблемой обличения тоталитаризма. «1984» иллюстрирует горьковатое прошедшее и то будущее, которое ожидает мир, если мы продолжим идти по прежнему пути. Как гласил сам создатель, роман не должен быть пророческим, это только предупреждение о вероятной угрозы, которую мы способен приостановить. Либо уже очень поздно и пугающая фантазия Оруэлла неприметно стала реальностью?
О таковой перспективе начали думать еще издавна. А именно, в Америке в том самом 1984 году, когда люд ликовал, убедившись в том, что предсказание было неверным. Тогда мыслители и почетаемые издания остужали горячность «вольного общества». В архивах the New York Times можно отыскать знаменательную статью, предупреждающую о том, что все антиутопии основаны на настоящих событиях.
Антиутопия, совершенно, относительно новейший жанр. Начиная с «Утопии» Томаса Мора, западные создатели стали поголовно обрисовывать радужное будущее. Основным движком прогресса была надежда на безупречное общество, где все люди равны, а рыночные дела и классовая система издавна позабыты.
Сначала прошедшего века Евгений Замятин написал «Мы», а чуток позднее был издан «О чудный новейший мир» англичанина Олдоса Хаксли. «1984» заключил трилогию антиутопий на удручающей нотке. Время надежд перевоплотился во время сумрачных предвестий. 1-ая глобальная война существенно изменила ход философской мысли.
А на «1984», опубликованное в 1949 году, успела воздействовать к тому же 2-ая глобальная война. Не считая этого, как писал Оруэлл, что к созданию романа его побудили сталинизм, революция в Испании и внедрение ядерного орудия.
Германский психолог Эрих Фромм описывал начало двадцатого века, как самый основной феномен истории: «Когда у общества возникли все вероятные ресурсы для того, чтоб выполнить идеалистические мечты создателей шестнадцатого и семнадцатого веков, оно потеряло надежду на то, что это осуществимо и начало созодать оборотное». Если ранее рабство, война и эксплуатация масс имели экономический смысл, то с пришествием индустриализации нужда в этом пропала. Развитие техники позволило создавать довольно продуктов для всякого и устранило потребность в войне, как средстве дохода. Оруэлл указал людям на этот феномен в «1984», но вынудить их поменять свои противоречивые деяния у него пока не вышло.
1984-й все-же наступил
Можем вспомянуть. что действие романа происходит в тоталитарной Океании, которая находится в неизменной войне с примыкающими государствами. О жестоком режиме мы узнаем через рассуждения Уинстона Смита, который решает пробы пойти против партии и свергнуть Огромного Брата. Его спутницей становится юная Джулия, испытывающая такую же ненависть к тоталитарной власти. Их любовная история разворачивается на фоне безуспешной войны за людскую особенность и свободу.
Самое тривиальная параллель с современным миром — это неизменное наблюдение. «Большенный Брат смотрит за тобой», — фраза из книжки, уже ставшая крылатой. Он глядит на обитателей Океании со всех плакатов и телекранов. Личное место просто закончило существовать. Уинстон считает, что даже на природе, вдалеке от экранов, их могут подслушивать.
О практиках цифрового контроля в период эпидемии коронавируса написано уже много. А «Ведомости» на деньках сказали о том, что школы будут обустроены камерами видеонаблюдения с системой определения лиц. Драматичность таковой анонсы втом, что система именуется «Оруэлл». Неприкрытое сопоставление принуждает задуматься о тенденциях российского образования.
Сейчас камеры есть всюду, мы просто забываем о их присутствии. Несколько годов назад резонанс вызвала фото Марка Цукерберга за рабочим столом, на котором стоял ноутбук с заклеенной камерой и микрофоном. Тогда все везде стали закрывать плотным скотчем камеры на собственных устройствах, подозревая, что глава наикрупнейшей интернет-корпорации сделал это не попросту так. Опаски общественности также вызывают голосовые ассистенты, к примеру Siri либо Alexа, которым требуется рассматривать каждое произнесенное рядом слово, чтоб поймать команды голосом обладателя.
Но жутки даже не камеры и прослушивающие устройства, а наше собственное отношение к индивидуальным данным, которые мы с готовностью отдаем интернет-компаниям и соцсетям. Недозволено с точностью сказать, что в предстоящем они делают с данной для нас информацией. Разумеется, часть продается маркетинговым компаниям либо большим корпорациям. За внедрение таковой схемы был обвинен в свое время Facebook. А вот Tik Tok, по данным американской разведки, передает информацию впрямую китайскому правительству. Тут аналогия с «1984» становится совершенно тривиальной.
Единственное различие в открытости, при этом не в пользу нашей действительности: обитатели Океании знали, что за ними наблюдают, для элиты это было средством контроля. Мы же можем только подозревать, что слежка происходит за нашими спинами и что приватность таковой же миф, как в оруэлловском романе.
Селфи Огромного Брата
Иная неувязка состоит не в том, кто глядит за нами, а на что смотрим мы. Это делему тщательно изучил медийный деятель Марк Миллер. По его подсчетам телек в 2002 году америкосы смотрели в среднем 8 часов. Эта цифра приметно свалилась к 2018 году, но только поэтому, что экран телека поменяли комп и телефон. Здесь уже не Большенный Брат смотрит за нами, а мы и есть Большенный Брат, не отрывающий собственного пристального взора от мира.
В романе телескрин пропагандировал любовь к партии. На данный момент политическая пропаганда занимает только часть телевизионного времени и при желании ей можно не уделять внимание. Но есть единственная вещь, которую лицезреют все, независимо от того, что они глядят и где — это реклама. Партийные слоганы «Война — это мир. Свобода — это рабство. Неведение — сила» сменились одним словом — «Покупай».
Миллер выделил консюмеризм, как базу современной пропаганды. Миром стали править не партия, а средства, но сущность осталась та же: нас призывают обожать и восхвалять их; люди, не стремящиеся к вещественному благополучию, числятся необычными; в центре внимания постоянно богатые и звезды; правят не демократы и не коммунисты — правят средства. Аналогии пугающе точны, да и на этом они не завершаются.
Двоемыслие — способность принимать два обратных утверждения сразу. Члены партии должны уметь сознательно, но в то же время неосознанно лгать, понимая ложность партийных принципов, но свято веря в их. Когда прямо во время официальной военной речи противник Океании резко изменяется, люди просто начинают орать заглавие иной страны и опускают плакаты, отдавая для себя отчет в том, что вышло, но при всем этом всеполноценно веря в правоту партии. Сама партия противоречит всем вероятным принципам социализма, но делает это во имя социализма.
Прощай, утопия!
Такое двоемыслие очевидно имеет сходство с русской историей, к которой у Оруэлла много аллюзий: начиная с Огромного Брата (очевидная аналогия со Сталиным) и заканчивая Эммануэлем Голдстейном, чьи манускрипт и отречение от партии очевидно намекают на фигуру Троцкого. Завершает парад русских аллюзий принцип, в каком О’Брайан пробовал уверить Уинстона при помощи бесконечных пыток: если партия произнесла, что 2+2=5, означает это правда. «Пятилетка за четыре года» навязывается сама собой.
Естественно, двоемыслие не привязано только к русской истории и коммунизму. Те же крестовые походы либо экзекуция — это убийства во имя христианской добродетели. Оруэлл только вымыслил заглавие для явления, которое было постоянно и существует до сего времени. Державы растрачивают силы и средства на создание ядерного орудия для поддержания мира: если оно будет у всех, то все будут в сохранности. На самом деле, это таковой же партийный лозунг «Война — это мир», лишь в настоящей жизни.
Мы привыкли именовать современный мир вольным, индивидуалистичным, но живем мы по сути в промышленном бюрократическом обществе, построенном на вещественных ценностях и консюмеризме. Мы пытаемся достигнуть равенства, как на данный момент отстаиваются права темных в Америке, но с иной стороны, сложившаяся капиталистическая система делает все, чтоб предупредить фуррор этих попыток.
Даже люди, выступающие против культуры потребительства, приобретают крайние модели телефонов либо стремятся к высокооплачиваемой работе. Двоемыслие пронизывает нашу жизнь вдоль и поперек, но мы не обращаем на это внимание, потому что сами подвержены ему.
Наша родина еще более подвержена оруэлловским концепциям из-за коммунистического прошедшего, которое накладывает собственный отпечаток на сегодняшнее государственное устройство. Наша основная неувязка состоит в том, что мы это осознаем и все равно поддаемся манипуляциям, все прощая правящей элите. Быть может, наличие выбора это только иллюзия и наши реалии совпадают с книжными? Может быть, мы пытаемся что-то создать, как Уинстон, но все равно проигрываем. А быть может, мы уже издавна полюбили Огромного Брата и утопия нам ни к чему.
Источник: