— Как воспитанник московского «Динамо», поигравший в «Бетисе», игравший ключевую роль в родной команде после возвращения из Испании, оказался в «Зените»?
— У меня был действующий контракт с «Динамо», мне поступали предложения, но позиция руководства была следующей: «Езжай куда хочешь, кроме команд, конкурирующих с «Динамо» за призовую тройку». Президент клуба Николай Толстых не отпустил меня в «Торпедо», приблизительно в это же время Виталий Леонтьевич Мутко пригласил в Питер. Посоветовались с супругой и поехали.
— За «Зенит» вы дебютировали в апреле 1999 года в матче с «Ураланом» и уже через полтора месяца играли в финале Кубка России… с родным «Динамо». Какие чувства испытывали в той игре?
— Футбольная жизнь скоротечна: сегодня ты играешь за одну команду, завтра за другую. Так вышло и в моем случае. С одной стороны, москвич, с другой — в Лужниках, в игре против своей бывшей команды! От победы в Кубке испытал самые позитивные эмоции, и, честно, не думал, что по ту сторону баррикад оказалось «Динамо».
— Что больше всего запомнилось из трех лет, проведенных в Петербурге?
— Команда. Я быстро влился в коллектив, «Зенит» был настолько сплоченным и дружным, что мы до сих пор поддерживаем отношения. В составе команды были и украинцы, и русские, и армянин Саркис Овсепян, с которым мы жили по соседству, затем влилась молодежь в лице Кержакова и Аршавина, но мы были единым целым, что послужило основой для возрождения «Зенита». Тогда у клуба не было таких больших возможностей, как сейчас, однако мы старались за счет характера, игровых качеств и идей главного тренера поднять «Зенит» с низов турнирной таблицы. На мой взгляд, это удалось.
— Москвичу в Петербурге было легко?
— Сначала нет (улыбается). Смотрели, мягко говоря, настороженно: «Ты откуда? А, москвич. Ну понятно…» Однако постепенно я обрел друзей и стал чувствовать себя очень комфортно.
— С вашим именем связано много ярких страниц в истории «Зенита» — в том числе феерический матч в Брэдфорде в Кубке Интертото летом 2000 года, ознаменованный разгромом крепкого по тем временам английского клуба и вашей тяжелой травмой.
— Да, в игре у меня действительно были повреждены два ребра — я не мог совершать даже минимальных движений. Такое бывает: сначала ударили в грудную клетку мячом. Какое-то время пробегал, но потом при резком повороте ребра буквально вылетели из хрящевых оснований. Пришлось потом пропустить два месяца.
— Заменил вас тогда Андрей Аршавин.
— Помню, помню! (Улыбается.) Мы, конечно, были очень довольны итоговым результатом. Приехать на родину футбола, когда на тебя никто не ставит, и выиграть 3:0 — дорогого стоит. Мы, как обычно, начали с прессинга, реализовали свои моменты, надежно сыграли в обороне и добились заслуженной победы. Англичане были в шоке.
— Существует легенда, что Морозов настаивал на вашем участии в ответном финальном поединке Кубка Интертото с испанской «Сельтой». Что правда, а что нет?
— Скажем так: Юрий Андреевич действительно просил меня сыграть, и если бы я мог, обязательно вышел на поле. Увы, против медицинских показателей не попрешь: я физически не имел возможности принять участия в той встрече.
— Какие истории «Зенита» двухтысячных годов можно вынести на суд общественности? Или срок давности еще не истек?
— Конец девяностых — начало двухтысячных, Россия только начинала строиться, мы молоды и полны сил. У нас была очень дружная команда, практически все, кроме молодежи, женаты, так что каждый выходной выезжали семьями на пикники на залив. Кстати, именно тогда я узнал, что такое Комарово, о котором поется в популярной песне «На недельку до второго». Шикарное место! Плюс, конечно, сам футбол: Юрий Андреевич требовал включать прессинг, мы играли на высоких скоростях, прихватывали соперника, особенно в первые тридцать минут. Нам это нравилось.
— Почему, на ваш взгляд, «Зениту» не удалось пробиться в Лигу чемпионов в 2001 году?
— Объективно мы были не сильнее соперников. Юрий Андреевич Морозов вместе с Виталием Леонтьевичем Мутко создали в команде теплую атмосферу. Нас соперники долго не принимали всерьез, и то, что мы в итоге заняли третье место, стало прорывом. На мой взгляд, мы и так прыгнули выше головы, поскольку стабильно пройти всю дистанцию из-за отсутствия опыта и другим объективным причинам не могли, потеряли немало своих очков. Тем не менее сезон отыграли достойно. И, конечно, важнейшую роль сыграли болельщики. И тогда, и сейчас считаю: в Москве у футболистов никогда не было такой поддержки, как в те времена в Питере на «Петровском». Стадион сейчас может показаться крошечным, но тогда он заполнялся до отказа и помогал нам добиваться побед.
— Какой из своих голов за «Зенит» вспоминаете чаще всего? Не «Черноморцу» ли красивым обводящим ударом? А может, в ворота ЦСКА в матче, закончившемся со счетом 6:1?
— Нет, тот, что забил «Алании» в падении головой. Пробивал чуть ближе угла вратарской, на меня летели вратарь и два защитника, а я падал и думал про себя: вот дурак старый, куда несешься, как бы теперь не разбиться! (Смеется.)
— Очень грустным получилось расставание с «Зенитом»: вы еще до окончания сезона-2001 перегнали в Москву машину и забрали детей из школы. Знали, что тот год для вас станет последним в Петербурге?
— У меня заканчивался контракт с «Зенитом», я понимал, что в 33 года пора возвращаться домой. Такого предложения, от которого невозможно было бы отказаться, «Зенит» не сделал, в Москве же тренером «Динамо» стал Александр Васильевич Новиков, который был рад видеть меня в команде.
— К сожалению, в середине 2002 года вы получили травму крестообразных связок. Почувствовали, что это конец карьеры?
— Сначала в «Динамо» все складывалось хорошо: начал играть, получал удовольствие от футбола, но весной сломал палец, а летом, уже при Викторе Прокопенко, на сборах во Франции порвал крестообразную связку. У меня было желание еще поиграть, но учитывая тот факт, что операция была на той же ноге, что и раньше, доктор посоветовал не искушать судьбу. Будь я чуть моложе, стал бы восстанавливаться, а почти в 34 смысла уже не было. Хотя с «Динамо» контракт действовал еще год, я принял решение завершить карьеру.
— В 2002 году на ваше место Морозов взял Владимира Мудринича. Сербу давали следующую характеристику: «Мастер стандартных положений, плеймейкер, по потенциалу сильнее Кобелева». Но практика показала, что класс Мудринича несопоставим с вашим, и именно с уходом Кобелева многие связывают регресс бронзового «Зенита».
— Безусловно, я продолжал следить за «Зенитом», хотя издалека сложно делать выводы. Скажу так: футбольная команда — это не только футболисты. Тренерский штаб, руководство — все должно быть, как единое целое, как в нашем «Зените» на рубеже веков. Все мы хотели возродить славу «Зенита» союзных времен, когда ленинградцы выиграли золото чемпионата СССР и, повторюсь, отчасти нам это удалось.
— С кем из бывших партнеров поддерживаете связь?
— С Денисом Угаровым, с Сашей Горшковым, с Александром Кержаковым. Общаться стало сложнее: украинцы уехали, мне, к сожалению, не удалось поучаствовать в торжествах по случаю двадцатилетия завоевания Кубка России, сейчас по-прежнему приходится соблюдать режим самоизоляции. Однако иногда пересекаемся по футбольным делам — с тем же Сашей Кержаковым в Москве, когда он приезжает по делам своей сборной. У всех семьи, дети, однако в целом стараемся поддерживать отношения.
Источник: