«Роснефть» окончательно сформировала структуру активов крупнейшей в мире нефтегазовой провинции на Севере страны. Компания включила в периметр проекта Восток Ойл гигантское Пайяхское месторождение с балансовыми запасами 1,2 млрд т нефти. Его значительный ресурсный потенциал подтвержден независимым международным аудитом.
Ещё на прошлой неделе глава «Роснефти» Игорь Сечин доложил президенту о начале практической реализации проекта «Восток Ойл».
Цифры озвучены. Эффекты посчитаны. Перечислю буквально в строку.
Около 800 км магистрального трубопровода (четверть длины «Уренгой-Помары-Ужгород»). Более 3,5 тыс. км электросетей, 2,5 тысячи ГВт электроэнергии («Сибирская генерирующая компания» — 16 ГВт, входит 5 ГРЭС, 1 ГТЭС и 19 ТЭЦ). 100 буровых установок российского производства, 6 тысяч единиц отечественной автотехники, 6 миллионов тонн труб. Танкеры, вертолеты, аэродромы, терминалы…
Реализация первой очереди «Восток Ойл» обеспечит добычу, транспортировку, перевалку 50 млн т нефти в год. Вторая очередь — 100 млн т добычи и поставок по Северному Морскому Пути (СМП). Проект предусматривает создание 400 тыс. дополнительных рабочих мест по всей стране.
Даже по сухим цифрам ясно, что речь не про дебет и кредит, а про новую реальность. «Восток Ойл» ценен не сам по себе (хотя, ценен, конечно), а как вновь создаваемая инфраструктура, плацдарм для дальнейшего освоения Арктики и превращения СМП в (скажем осторожно) ведущую транспортную артерию мира. Арктика — это около 70%, по оценкам геологов, потенциальных (неразведанных) запасов углеводородов всего мира. А «Восток Ойл» — это ворота в Арктику.
Принципиальной здесь является ранее озвученная сделка по продаже 10% «Восток Ойл» крупнейшему (второе место после Vitol) нефтетрейдеру мира Trafigura. Совершенно очевидно, что сделка значима для трейдера. Один из самых влиятельных игроков рынка (рынок «делают» трейдеры и инвестиционные банки) не видит альтернативы освоению Арктики.
Иными словами, слухи о смерти углеводородов сильно преувеличены. За Trafigura, уверен, придут и другие стратегические инвесторы. Индия уже заявила о своем интересе, для Китая — это реальная диверсификация, другие крупные игроки тоже своего не упустят. По оценкам аналитиков, инвесторы могут купить до 49 % проекта.
Очевидно, что альтернативы углеводородам нет. Во всяком случае, пока не освоена термоядерная реакция. Этот факт отражен в долгосрочных (до 2050 года) прогнозах МЭА и ОПЕК, фиксирующих ключевую роль углеводородов в мировом энергобалансе. «Чистая энергетика» не про новый способ генерации, а про расширение способов аккумуляции, хранения и транспортировки энергии (повышение КПД). Просто «продать» тему дефицита пытаются под экологической вывеской за счет ресурсных и производящих стран.
Шельф Арктики — это шанс России на технологический рывок (еще раз просмотрите начальные цифры по «Восток Ойл»). Встреча Путина с Сечиным символизирует переход страны от фискальной логики мусорных инвестиций (junk bond), навязанной стране в 90-е годы и отстаиваемой сегодня Минфином и ЦБ, к логике промышленного проекта.
В фискальной логике мир устроен как маятник с вечными колебаниями вперед-назад (ралли и рецессия). В проектной — как линейный вектор с реальными (физическими или фактическими) результатами, фиксирующими движение к цели. Первая логика удобна для оправдания, вторая налагает ответственность.
«Ни в одной из современных развитых стран структурные преобразования и связанное с ними повышение уровня занятости, производительности и доходов на душу населения не зависели от рыночных сил. Они наоборот, принимали меры с учетом своей национальной специфики для управления этими силами, направляя их на более благоприятный для общества путь развития».
Это не выдержки из «Капитала» Карла Маркса, это цитата из Доклада Конференции ООН по торговле и развитию 2014 года. Мир вступил в период глобальной волатильности, где правила уступают место принципам, а историческое наследие ничего кроме ностальгии не означает. Формируется новая модель экономических отношений по всей цепочке, начиная с природных ресурсов и заканчивая глобальной формулой безопасности.
Природная рента (источник) и национальная проектность (программа) являются главными условиями модернизации. Российская экономика рентно-ориентированная, и это не минус (ресурсное проклятие), а дополнительные возможности.
Вопрос не в зловредности природных богатств, а в способе их использования.
Грядет эпоха суперсделок. Только в ходе программ количественного смягчения было эмитировано $16 трлн, такой объем инвестиций через фондовый рынок не ходит. Здесь нужны гарантии особого типа — долгосрочные гарантии.
Главная проблема России — дефицит субъектности. С кем западным и восточным (Китай, Индия, Япония…) контрагентам вести переговоры? Там программы роста минимум на 50 лет, здесь логика развития укладывается в рамки одной валютной сессии на ММВБ. Там решают стратегические вопросы, здесь — вопросы наследования приватизированных «через косяк» активов.
В советские времена субъектами долгосрочных договоренностей были министерства и промышленные объединения. Они выполняли роль тех самых институтов развития, которые правительство России сегодня мучительно создает и реформирует, меняя местами гобой и кларнет.
Адам Смит был прав, назвав свободу экономики общественно безразличным фактом для тех, кто одинаково понимает интересы своей страны. Субъектность не определяется размером прибыли и объемом выручки. Субъектность — это, прежде всего, способность выстраивать стратегию развития и наличие воли к ее реализации.
«Роснефть» сегодня — институт развития. Институтами развития могли бы стать и другие крупные корпорации в том случае, если создать для них стабильный налоговый режим. А это уже задача государства.
Источник: